Konstatin Batyushkov (1787-1855) was an aristocrat, an army officer and diplomat, but his primary vocation was poet.
He was an excellent representative of the age of sensibility, wrote highly polished light verse, and was an accomplished translator of French, Italian, Greek and Roman
poetry in the manner of his time (which now seems dated). He was indeed a founder member of the Arzamas literary club, and in 1816 moved to Moscow, where he joined a group called 'The Society of Lovers of
Russian Literature'. Though he served throughout the Napoleonic Wars, the 1812 Invasion had occasioned acute depression, and, on being refused in marriage to A.F. Furman in 1815, Batyushkov
suffered a complete nervous breakdown. Thereafter his mental health fluctuated. He served as a Russian diplomatic to Italy from 1818 to 1821, but collapsed into incurable insanity
in 1822, writing no more until his death in 1855.
Batyushov appears a melancholy character, but wrote sensible and realistic letters to his many friends, including Zhovovsky, Andrey Turgenev and Karamzin. The early love poems
were conventional, somewhat sentimental, with stock phrases, but the tone darkened after exposure to the horrors of war. Several important pieces followed, including 'The Shade of a Friend' featured here.
Batyushov's work is varied but held together by the tasteful expression of melancholy, a common tone but sometimes a rather abstract manner. {1-2}
"The Shadow of a Friend" is an elegy much admired by Pushkin and his circle. It commemorates the death of Ivan Alexandrovich Petin, a close friend of Batyuskov's,
who fell in the Battle of Leipzig in 1813. This extended and gory battle saw the decisive defeat of Napoleon, and the beginning of the end for the French revolutionary armies.
Pleisse refers to the river of that name, where the battle was fought. Ballona is the ancient Roman god of war. Halcion is the daughter of the Ruler of the Winds, i.e. the gentle winds themselves. The quote is from Propertius (Book 4: Elegy 7), where Propertius mourns the death of his erratic mistress, Cynthia. {3}
Тень друга
Sunt aliquid manes: letum non omnia finit;
Luridaque evictos effugit umbra rogos.
проанализируйте стихотворениеЯ берег покидал туманный Альбиона:
Казалось, он в волнах свинцовых утопал.
За кораблём вилася Гальциона,
И тихий глас её пловцев увеселял.
Вечерний ветр, валов плесканье,
Однообразный шум и трепет парусов,
И кормчего на палубе взыванье
Ко страже дремлющей под говором валов;
Всё сладкую задумчивость питало.
Как очарованный у мачты я стоял,
И сквозь туман и ночи покрывало
Светила Севера любезного искал.
Вся мысль моя была в воспоминанье,
Под небом сладостным отеческой земли.
Но ветров шум и моря колыханье
На вежды томное забвенье навели.
5. Мечты сменялися мечтами
И вдруг… то был ли сон?.. предстал товарищ мне,
Погибший в роковом огне
Завидной смертию, над Плейсскими струями.
Но вид не страшен был; чело
Глубоких ран не сохраняло,
Как утро Майское веселием цвело,
И всё небесное душе напоминало.
«Ты ль это, милый друг, товарищ лучших дней!
Ты ль это? я вскричал, о воин вечно милой!
Не я ли над твоей безвременной могилой,
При страшном зареве Беллониных огней,
Не я ли с верными друзьями
Мечем на дереве твой подвиг начертал,
И тень в небесную отчизну провождал
С мольбой, рыданьем и слезами?
Тень незабвенного! ответствуй, милый брат!
Или протекшее всё было сон, мечтанье;
Всё, всё, и бледный труп, могила и обряд,
Свершённый дружбою в твое воспоминанье?
10. О! молви слово мне! пускай знакомый звук
Ещё мой жадный слух ласкает,
Пускай рука моя, о незабвенный друг!
Твою, с любовию сжимает…»
И я летел к нему… Но горний дух исчез
В бездонной синеве безоблачных небес,
Как дым, как метеор, как призрак полуночи,
Исчез, — и сон покинул очи. —
Всё спало вкруг меня под кровом тишины.
Стихии грозные казалися безмолвны.
При свете облаком подёрнутой луны,
Чуть веял ветерок, едва сверкали волны,
Но сладостный покой бежал моих очей,
И всё душа за призраком летела,
Всё гостя горнего остановить хотела:
Тебя, о милый брат! о лучший из друзей!
1814.
The poem is written in iambic metre, generally hexameters but also pentameters and tetrameters. The verse is
a little irregular: occasionally the natural stress of a word does not coincide with the metrical stress. Feminine rhymes are shown
in upper case and feminine rhymes in lower case:
Я бе́рег покида́л тума́нный Альбио́на: 6A
Каза́лось, он в волна́х свинцо́вых уто́пал. 6B
За кораблём вилася Гальциона, 5B
И ти́хий глас её пловцев увеселя́л. 6b
Вече́рний ветр, вало́в плеска́нье, 4C
Однообра́зный шум и тре́пет парусо́в, 6d
И ко́рмчего на па́лубе взыва́нье 5C
Ко стра́же дре́млющей под го́вором вало́в; 6d
Всё сла́дкую заду́мчивость пита́ло. 5E
Как очаро́ванный у ма́чты я стоя́л, 6f
И сквозь тума́н и но́чи покрыва́ло 5E
Свети́ла Севе́ра любе́зного иска́л. 6f
Вся мысль моя́ была́ в воспомина́нье, 5G
Под не́бом сла́достным оте́ческой земли́. 6h
Но ветро́в шум и мо́ря колыха́нье 5G
На ве́жды то́мное забве́нье навели́. 6h
5. Мечты́ сменялися мечта́ми 4I
И вдруг… то был ли сон?.. предста́л това́рищ мне, 6j
Поги́бший в роково́м огне́ 4j
Зави́дной смертию, над Плейсскими стру́ями. 6I
Но вид не стра́шен был; чело́ 4k
Глубо́ких ран не сохраня́ло, 4k
Как у́тро Ма́йское весе́лием цвело́, 5l
И всё небе́сное душе́ напомина́ло. 6L
«Ты ль э́то, ми́лый друг, това́рищ лу́чших дней! 6m
Ты ль э́то? я вскрича́л, о во́ин ве́чно ми́лой! 6N
Не я́ ли над твое́й безвре́менной моги́лой, 6N
При стра́шном за́реве Беллониных огне́й, 6m
Не я́ ли с ве́рными друзья́ми 4O
Ме́чем на де́реве твой по́двиг начерта́л, 6p
И тень в небе́сную отчи́зну провождал 6p
С мольбо́й, рыда́ньем и слеза́ми? 4O
Тень незабве́нного! отве́тствуй, ми́лый брат! 6q
И́ли проте́кшее всё бы́ло сон, мечта́нье; 6R
Всё, всё, и бле́дный труп, моги́ла и обря́д, 6q
Свершённый дру́жбою в твоё воспомина́нье? 6R
10. О! мо́лви сло́во мне! пуска́й знако́мый звук 6s
Ещё мой жа́дный слух ласка́ет, 4T
Пуска́й рука́ моя́, о незабве́нный друг! 6s
Твою́, с любовию сжима́ет…» 4T
И я лете́л к нему́… Но го́рний дух исче́з 6u
В бездо́нной синеве́ безо́блачных небе́с, 6u
Как дым, как метео́р, как при́зрак полуно́чи, 6V
Исче́з, — и сон поки́нул о́чи. — 4V
Всё спа́ло вкруг меня́ под кро́вом тишины́. 6w
Стихи́и гро́зные казалися безмо́лвны. 6X
При све́те о́блаком подёрнутой луны́, 6w
Чуть ве́ял ветеро́к, едва́ сверка́ли во́лны, 6X
Но сла́достный поко́й бежа́л мои́х оче́й, 6y
И всё душа́ за при́зраком лете́ла, 5Z
Всё го́стя го́рнего останови́ть хоте́ла: 6Z
Тебя́, о ми́лый брат! о лу́чший из друзе́й! 6y
A TTS Audio Recording: Opening Stanzas
Ruverses has a very pleasing
version by the noted translator Alan Myers (1933-2010). I give his first two stanzas:
As I was leaving Albion's shore, mist-covered,
O'erwhelmed by leaden waves it seemed to sink from view.
Behind the ship a halcyon still hovered
Whose quiet voice gave heart to all our sailor crew.
The slap of waves, the ev'ning sea breeze drowsing,
The same unchanging creak and flutter of the sails,
The cry of helmsman from the deck arousing
The watchman wave-lulled there and leaning by the rails —
Myers has successfully reproduced the feminine rhyme, though we do get things 'like wounding bestial / soul celestial', etc. In short, this translation by a noted name does show how difficult it is to make something of these formal
pieces that appeals to our tastes today. Also to be faithful to the Russian (there is no 'rail' in the original, for example,
which has been introduced for the rhyme. As Nabokov remarked, reproducing rhyme always brings some distortion in translation.)
Meyer's is an excellent translation, but I think we should write something a little
closer to the Russian, respect the original line lengths more, use a more modern diction, avoid the feminine rhyme and make the verse smoother,
i.e. without the phrase reversals needed to get the rhyme.
Shadow of a Friend
Sunt aliquid manes: letum non omnia finit;
Luridaque evictos effugit umbra rogos.
(Propertius 4.7. The Shades exist, and death not wholly bounds our life:
a sallow ghost escapes the pyre. {4})
When I was leaving Albion’s long-misted shores
the country there but dropping into leaden seas:
behind the ship the halcyon winds had cause
to quietly set the mariners more at their ease.
The evening’s wind and waves, the check
of strain and flutter in repeated swell of sails:
the steersman calling orders from the deck,
the watchman lulled by languages of long sea trails.
With all things round reviving memories,
as by the mast I stood, there drawn to gentle thought,
when through the night and mists I will confess
it was the north star’s kindly guiding light I sought.
My thought was wholly in remembering:
my fatherland of birth beneath the heavenly skies,
and noise that swirling waves and sea winds bring
to languorous oblivion that must cloud the eyes.
5. Dreams replaced by dreams, but say,
was it a dream? A comrade then appeared to me,
one lost to fire and gallantry,
a worthy death and by the Pleisse waters' way.
The view was not so terrible
nor forehead’s wounds one dreadful hole.
The Maytime morning bloomed with joy, and full
were all things heavenly that there recalled the soul.
‘Is this then you, my comrade, friend of better days?’
And really you, I cried, true soldier of the brave?
And am I not now here, at your untimely grave,
who fell to that fierce power that marks Bellona’s blaze?
And am I not with loyal friends?
Were not those tree-recorded deeds but carved by me?
Does not a shade go with you in that land to be,
with sobs and tears that deep grief sends?
A shadow of the unforgettable! Answer me,
dear brother! Was not the all before but passing dream?
Everything: pale corpse, the grave, the obsequy,
as much as friendship's memory must make its theme?
10. Oh, speak! And have that past familiar sound now send
itself into my waiting ear.
Give me your hand, and may you, unforgotten friend,
press hard with love and still hold near.'
I flew to him. But now was lofty spirit gone
through clear blue skies, fathomless, forever on:
and he, like smoke or meteor, ghost of deepest night,
was fled, and sleep had left my sight.
Yet all were slumbering round me, in one silence strewn
the mighty elements themselves were quiet as these,
and by the light above from thinly clouded moon
were waves, but barely sparkling, and a little breeze.
From me was gone the calm that quiet contentment sends,
and with the soul following the departed shade,
all urging him to stop, these guests from heights conveyed —
this you, my own dear brother, and the best of friends!
1814
1. Mirsky, D.S., A History of Russian Literature (Knopf 1926 / Vintage Books 1958) 79-83.
2. Bristol, E., A History of Russian Poetry (O.U.P.) 100-2.
3. Analysis of Batyushkov's poem 'The Shadow of a Friend': Short article in
Russian.
4. Holcombe, C.J. (Trans.) The Elegies of Sextus Propertius. Ocaso Press 2007.
Russian poem translations on this site: listing.
